Выложу пока два рассказа, записанных мною по-памяти, в которых проявляется его характер, отношение к жизни, работе и людям.
Два снаряда в одну воронку.
«Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.»
Семён Гудзенко. Моё поколение.
- А знаешь, Алёша, вот говорят: «Два снаряда в одну воронку не попадают». Ерунда все это… если надо и два, и пять, и десять в одну воронку попадут. Сколько нужно будет - столько и попадут.
- Это как?
- Например, начался обстрел. Первое укрытие, какое занял – сиди, не бегай. Тут главное – выдержка. Побежишь – убьют. Всегда кажется там безопаснее или тут меньше обстрел. Видишь, побежал солдат в одну воронку, в другую… и все – нет человека.
Или… вот я корректирую огонь. Орудия стреляют с закрытых позиций, они не видят куда бьют – я вижу. Смотрю в стереотрубу – немецкий блиндаж. Могу точно назвать его координаты – одним выстрелом разобьют. Разобьют, но кто-то живой останется – это наверняка, не для того блиндаж этот строили чтобы в нем сразу погибнуть. Живые останутся, вынесут раненых, оружие, разбегутся и дальше воевать будут. Непорядок! Поэтому… даю координаты на 50 метров ближе, эта воронка – укрытие. Всё, теперь те, кто сидит в блиндаже – не дёрнуться, не побегут. Знают, что по ним бьют, и думают «недолёт». Пусть думают. Ну а я вторую воронку метров на 70 дальше, понятное дело у немцев мысль – «перелёт». И сразу же координаты на сам блиндаж. Всё, теперь надо подождать.
- А вторая воронка зачем?
- Как это зачем? Это так люди устроены, одним покажется здесь безопаснее, другим – там. Все в одно место не побегут. Ага, смотрим. Ну вот, кто жив - вылезли, раненых понесли, оружие. Одни, в ближнюю воронку собрались, другие – в дальнюю. Координаты воронок известны, даю два выстрела сюда - и туда. Дело сделано – всех уничтожили. Дальше - работем по следующей цели.
Зря так говорят, что два снаряда в одну воронку не попадает. Сколько нужно – столько и попадет.
Рассказал — как картошку посадил. Так кажется просто, но к каждому наступлению он готовился тщательно, учил координаты целей наизуть и, как-то невзначай добавил: «да я и сейчас их все помню». Заканчивалась артподготовка, отрабатывала авиация, и, если был приказ — брал свой ППШ и шёл в атаку со всеми. «Убьют — так убьют, на то и война».
- Я своими руками фашистов не много убил.
- Ну, это с чем сравнивать. А корретировщиком много в землю уложил?
- Много. За всю войну... (Тут он задумался потому, что никогда не записывал на свой личный счёт эти потери — работали ведь все. И, пожалуй он первый раз за всё время, назвал совсем не точную цифру) …тысячи.
На полке, напоминанием о войне, лежал трофейный цейсовский бинокль. Взгляд фронтовика был одновременно и отрешённый и внимательный. Где-то там на переднем крае, на целях. Где он добивал спрятавшихся в воронках гитлеровцев.
Это простая пропорция войны: атакующая сторона теряет живой силы в три раза больше обороняющейся. И поэтому на своем участке он добивал всех, кого мог. Знал что его ошибки и недоработки - это чья-та кровь и боль, чьи-то жизни. Поэтому работал так, чтобы никому не надо было переделывать.
Чтобы меньше было искалеченных тел и судеб, чтоб не было боли госпиталей. Чтобы горе строками похоронки не врывалось в дома, навсегда отбирая сына у матери, в одночасье делая сиротами детей, оставляя неизбывную тоску и боль в душе женщин.
Его совесть была чиста и спокойна. Награды — заслужены. Он сделал всё, что смог. И победил.
Мы радовались Победе, в которой была и его хоть и малая, но такая ощутимая часть.
Весна 1945. Одер. Немец.
Прошёл митинг, посвященный Дню Победы, разошлись гости, закончился Парад по телевизору. Стало тихо. И он спросил: «А ты ел когда-нибудь угрей? Знаешь что такое?» Я ответил, что не ел. И вообще, это что попало - рыба-змея, только по телику и видел.
«А я ел. Да, это такая рыба!
Были такие же тихие дни. Победа. Стояли на Одере. И как-то утром появился на реке дед. Рыбак. Так неожиданно. Все сразу всполошились и давай придумывать «давай немца убьем!». Злые мы были конечно. Но дед причем? Вся его вина в том, что он — немец, других здесь нет. На мой глупый вопрос: «Что и правда убили бы?» Ответил: «Убили, придумали бы как сделать. И способов много, и мы это дело делать хорошо умели... А убить человека не сложно, это даже очень легко.»
Смотрю дело плохо. Убьют. Надо выручать деда. Подхожу к своим и говорю:
- А что, давайте убьем! Дело нехитрое. А вот подумайте, он что от хорошей жизни сюда, перед нами вылез? Видать семья у него где-то спрятана, с голоду умирает. Видите чем дед занимается?
- Ну, рыбу ловит. Ну и что?
- Да он за эту рыбу жизнью рискует! А что, ты знаешь где ловить? Может ты знаешь?... Или ты?... Не знаете? А дед знает. Жизнь он здесь прожил, и всегда ловит. Вот что я вам скажу — дед нас будет рыбой кормить! Ищите транспорт, к нему поедем.
Идея понравилась, да и немца-старика жалко стало. У всех же в тылу свои так же голодают. Быстро у соседей катер попросили. Американский, хороший ходкий такой.
- Не гоните, - говорю. Двигатель заглушите, накатом по-тихоньку подойдем. Да оружие уберите, сложите в ноги! Дед и так боится, в конец напугаете! Я раненный, меня не побоится, с ним разговаривать буду.
- А ты, прямо, по-немецки знаешь?!
- Не твоя забота, - отвечаю, - договорюсь.
Дед и правда, испуганный до смерти. Я ему на рыбу показываю — вот что нам надо. Он понял, обрадовался, давай нам всю собирать. А в лодке много уже рыбы было, ох, и богатая Одер-река! Нет показываю, всю не надо. Бачок подал, что у повара взяли. Показываю на одну-треть. Только вот, нам сейчас поесть. А завтра еще немного возьмем. Рыбачь, не бойся. Понял он всё, рад, благодарит по-своему. Там, в бачке, были и угри.
Нам интересно что за рыба такая? А повар, ах какой был повар! Сам из Москвы в ресторане до войны работал, знал что это за рыба, нам приготовил и сказал чтобы по одному-два куска съели не больше. Ну, кто не послушал, тот бегал с животом маялся.
Мы всех соседей предупредили: старика не трогать! И как утро, нам старик машет, давай забирай рыбу наловил уже. Сам к нам не подходил, и правильно делал. Мало ли что...»
Уже прошло много лет, но помнят ли потомки того старика, что спасал от голода их бабушек и дедушек?
Знают ли от том Гвардии сержанте, что любил людей и жизнь. Любил по-настоящему не доказывая никому свою правоту, не гоняясь за впечатлениями и удовольствиями, отдавая свою жизнь за то, чтобы на этой земле было меньше людского горя, страданий и ненависти.
- Одер. 1945 год. Рыба.
А то у меня уже терпения нет!